«Рынок» селу не указ

В декабре 1991 года президент России Борис Ельцин подписал указ о земельной реформе, которая должна была сделать крестьян частными землевладельцами. Чтобы разобраться и оценить результаты реформы, начавшейся более 30 лет назад, мы обратились к директору ЗАО «Совхоз имени Ленина» Павлу Николаевичу Грудинину.

– Насколько эффективен оказался переход к рыночным методам в аграрном секторе экономики?

– Переход к рыночной экономике ребром поставил вопрос: что такое земля? Это средство производства или товар? Рыночная реформа определила, что земля – это товар, который покупается и продается. Считалось, что если в товарный оборот войдет новый ресурс, то рыночная экономика заработает, земля будет использована более эффективно, потому что ее будет покупать тот, кому она нужна, для увеличения производства сельхозпродукции.

В самом деле получилось не так. Результатом реформы стало появление большого количества агрохолдингов, у которых от 100 тысяч до 1 миллиона гектаров земли в собственности. Большие массивы пахотных земель перестали использоваться по назначению. Но не факт, что использование такого количества земли крупным собственником эффективно. Я видел, где из 500 тысяч используется чуть больше половины, а вторая половина заброшена.

Если государство хотело, чтобы из оборота были выведены огромные массивы земли, которые неэффективны с точки зрения расположения и качества плодородия почв, то оно этого добилось. Огромное количество земли сейчас в России не используется. Академик В.И. Кашин говорит, что до 40 миллионов гектаров сельхозземель выведено из оборота. Это итог реформы, поэтому говорить об эффективности использования земельных ресурсов по меньшей мере странно.

Идея реформы была вначале такова. Наделим землей крестьянина, то есть производителя, и он будет пользоваться средствами своего труда. Но получилось-то совершенно другое! Крестьяне, получив землю, а это были небольшие наделы, должны были консолидировать свои паи, потому что на 3–5 гектарах земли не развернешься, это малоэффективное товарное производство, по причине того, что энергонасыщенную технику нельзя использовать на маленьких клочках земли, ей нужны большие площади.

Как только земля стала товаром, был принят закон об обороте земель сельскохозяйственного назначения, который фактически узаконил продажу паев и привел к тому, что земля стала консолидироваться у людей с деньгами. Это олигархические экономические группировки, у которых был доступ к свободным ресурсам. Они начали за копейки выкупать паи у крестьян и консолидировать их.

– А дальше что произошло?

– Например, аэропорт Домодедово купил 10 тысяч гектаров вокруг себя.

– Зачем?

– Мотив был такой: не хочется, чтобы вокруг аэропорта были коттеджные поселки, потому что самолету будет некуда приземлиться. Аэропорт начал скупать земли, не собираясь заниматься сельским хозяйством. Если сами не купим, купят другие и понастроят вокруг нас коттеджей.

Все это описано в нетленной пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад». Выгодней землю разрезать на куски – не важно, что там, сад или что-то еще, затем продать. Именно так и пошел процесс, особенно в пригородных территориях – давайте быстренько разрежем на куски и продадим. Законодательство это позволяло, перевод земель не нужен был, потому что садоводство – это та же земля сельскохозяйственного назначения.

Потом появились олигархические строительные группы, которые консолидировали огромные земельные ресурсы не для того, чтобы заниматься сельхозпроизводством, а взять на всякий случай земли под строительство. Так, на бывшей сельской территории начали появляться торговые комплексы, логистические центры и человейники, не обремененные инфраструктурой, дорогами, канализацией, водоснабжением. Перевод земли из сельхозназначения в не сельхоз осуществлялся быстро, по накатанной коррупционной схеме.

– Можно сказать, что Ельцин с его правительством к земле относился не как к средству производства, а исключительно как к товару, для того, чтобы кто-то обогатился?

– Да, это же и есть рыночная экономика! А теперь попробуем разобраться почему.

Главная задача власти во всем мире – это обеспечение продовольственной безопасности и доходности сельского хозяйства, чтобы человек, который занимается сельским хозяйством, не был нищим и смог передать земельный надел своим детям, внукам, которые продолжали бы заниматься сельским хозяйством. В России после реформы заниматься сельским хозяйством стало невыгодно, потому что у нас газовики, нефтяники и энергетики – соль земли Русской, а жители села – это «балласт». Те, кто производит молоко, зерно, овощи, являются потребителями энергетических ресурсов и ничего более. Возник диспаритет цен, в результате которого, производя зерно и тому подобное, получаешь убыток. Потому что ты покупаешь электричество и газ дороже, чем в городе, цена на солярку постоянно растет, все составляющие себестоимости повышаются, а цена, по которой покупают сельхозпродукцию, остается низкой, из-за бедности населения.

– Как тогда у нас появились крупные сельскохозяйственные предприятия, государство их же поддерживает?  

– Вот, смотрите. Появляется человек, который говорит: – Дайте мне бюджетных денег, и я быстро произведу вам свинину или курятину. Государство ему дает средства, он покупает зарубежную технологию, внедряет ее в России и становится крупным производителем свинины. Для того, чтобы не было конкурентов, «раздувает» скандал с «африканской чумой» или «птичьим гриппом» и таким образом убирают с рынка мелких фермеров и становится единственным производителем свинины и конкурирует не с другими производителями, а с Западом.

Затем этот человек говорит: – Не привозите свинину из Дании, она слишком дешевая, а у меня большие затраты на производство и государство закрывает границы. Получается уже не рыночная экономика, а псевдорыночная, потому что при рынке вы конкурируете не только между собой, но и с другими производителями. Государству нужно делать так, чтобы себестоимость твоей продукции была ниже, чем в другой стране. Необходимо понижать цену на электричество, газ, запчасти, освобождать от налогов, в общем, помогать сельскому хозяйству. Только тогда ты будешь находиться в конкурентной борьбе. Но у нас совершенно другая ситуация. Для того, чтобы не возмущались, дают одной рукой бюджетные деньги близким к «власть имущим» крупным компаниям, а другой рукой забирают через цены на газ, электричество, солярку, налоги и проверки; коррупционная составляющая – это отдельный разговор.

В результате производство сельхоз продукции, особенно в малых и средних сельхозпредприятиях, не получающих госзаказы, становится невыгодным, это приводит к тому, что приходит крупный агрохолдинг с доступом к кредитным ресурсам и господдержкой, и получается в некоторых районах и областях крупный монополист. Причем во втором или третьем поколении это, как правило, иностранная компания в офшорах. Даже если кто-то хочет понять, чей это агрохолдинг, то не разберется. За границей кто-то продал основной пакет акций, и кто угодно вдруг стал иностранным акционером, хотя сам он «резидент» российский, но компания, которая учредила этого «резидента», – иностранная. Поэтому, на мой взгляд, продовольственная безопасность под угрозой.

Вторая составляющая продовольственной безопасности – это технологии. Для производства сельхозпродукции нужны семена, удобрения, машины, оборудование. Если своих нет, то приходится закупать импорт. На российский рынок зашли глобальные компании «Бауер», «Басф» и «Сингента», в результате чего мы практически потеряли независимость от иностранных технологий.

Сейчас мы что-то «пыхтим», говорим время от времени: – Давайте заниматься своим семеноводством. Давайте! Что для этого нужно делать?

– Построить семеноводческие центры.

– Сначала дать деньги ученым, потом уже восстанавливать госпредприятие по размножению отечественной селекции семян, клубней, или саженцев.

– Считается, что в результате реформ страна добилась значительных успехов в повышении конкурентоспособности сельскохозяйственного производства и росте ресурсов. Так ли это на самом деле?

– Реформа была бездарной, любое действие должно быть подготовлено. Нельзя просто сказать, что мы тут назначили рыночную экономику и решили, что так будет хорошо. Реформу никто не продумывал. Я думаю, что нужно было идти по китайскому варианту, где земля принадлежит государству и сдается в аренду землепользователям на срок до 100 лет. Если арендатор ухудшает плодородие почвы, земля используется не по назначению, тогда она у него изымается в пользу тех, кто работает на земле и готов производить сельхозпродукцию. Государство там регулирует эти процессы. В том числе обеспечивает доходность сельского хозяйства, делает так, чтобы землю невозможно было продать абы кому, тем более под строительство или мусорные свалки. Земельные ресурсы не консолидируется в руках латифундистов.

– Появились мелкие крестьянские и личные подсобные хозяйства. Смотрю статистику: у них по некоторым отраслям больше 50% производимого продукта. Как такое возможно?

– На самом деле в нашу статистику уже давно никто не верит. Как говорится: есть ложь, наглая ложь и статистика. Мы так разбирались со статистикой по картофелю, где было написано, что 90% картофеля выращено в подсобных хозяйствах. Это полное вранье. Чем интересны личные подсобные хозяйства? Тем, что там легко что-то приписать и ничего не проверишь. Поэтому, когда чиновнику нужно отчитаться, а он понимает, что у него уменьшилось количество, коров или посевных площадей, он распределяет недостаток как раз на личные подсобные хозяйства, и все становится хорошо. Статистика переписи населения показывает, что в сельском хозяйстве количество занятых в России уменьшилось больше, чем на 1 миллион человек за 10 лет. Получается какая-то странная вещь, подсобные хозяйства производят все больше и больше продукции, а народа на селе все меньше и меньше.

– Как это можно объяснить? Личные подсобные хозяйства стали механизированы настолько, что один человек работает за троих?  

– Не думаю. Есть и другой вариант. Людей на селе стало гораздо меньше, а чиновники отчитываются от достигнутого в прошлом периоде.

– Как повлияла реорганизация колхозов и совхозов в частные сельскохозяйственные организации на сельскохозяйственную отрасль в России, на ее экономику?

– Государство отменило регулирование, фактически госзаказ, и сказало: вы теперь частники, делайте что хотите, а «рынок» все рассудит отрегулирует. Выяснилось, что при хорошем урожае возникает перепроизводство и рыночная цена на произведенную сельхозпродукцию продукцию может быть даже ниже себестоимости. Сельхозпроизводители стали массово разоряться. В условиях постоянного повышения цен на энергоносители, увеличения налоговой и административной нагрузки, отсутствия государственной поддержки и доступных кредитных ресурсов выжить смогли только очень крупные аграрные объединения, потому что именно они получали львиную долю государственных дотаций и субсидий.

У пригородных хозяйств возникла другая проблема. Зачем производить сельхозпродукцию, если на этой земле можно построить жилье или логистические центры? Начали дербанить пригородные сельхозпредприятия. Губернаторы имели право переводить земли сельхозназначения в другие категории. Местные главы имели право переводить сельхозугодия в садоводческие товарищества, это нанесло непоправимой ущерб крупнейшим и самым успешным сельхозпредприятиям.

Переведенные земли сельхозназначения становились ресурсом; нужно было дать взятку, чтобы получить разрешение на строительство у главы. После этого строй чего хочешь. Причем часто без генеральных планов, без понимания того, как устроить логистику. Маленькая деревенская дорога, а на нее нанизали огромное количество мини-городов с населением в 40–50 тысяч человек. Никто не думал, куда канализация будет литься, где будут воду брать, откуда электричество подведут, это все оказалось вторичным. В итоге на землях сельхозназначения «язвами» выросли гетто, в которых нет работы. Также появилось огромное количество коттеджных поселков, потому что есть такой российский принцип: вначале нужна квартира, машина, потом дача или загородный дом. Загородные дома начали появляться без водопровода и очистных сооружений, без канализации, стабильного электро- и газоснабжения. Это все повлияло на пригородные хозяйства.

Поскольку экономика отдаленных хозяйств была не очень успешной и зарплата в сельском хозяйстве, даже по постановлению правительства, в два раза ниже, чем в городе, молодежь массово оттуда стала выезжать. Все трудовые ресурсы устремились в города, деревни обезлюдели. Найти молодого и успешного тракториста оказалось практически невозможно, плюс к этому уничтожили профессионально-техническое образование. Земли, далекие от городов и райцентров, заросли сорняками. Деревни брошены, началась «оптимизация» образования и здравоохранения, стали сокращать «некомплектные» школы, закрывать поликлиники и сельские больницы, все это привело к тому, что мы вообще теряем сельскую территорию.

В СССР были общественные фонды потребления, это когда предприятия, отвечали за инфраструктуру, а не только за то, сколько они произвели продукции, но и еще за то, как живут его работники. Приход в сельское хозяйство агрохолдингов привел к тому, что им стало плевать на территории, поскольку налоги они платят там, где зарегистрированы, а это, как правило, в городах, областных центрах или за границей. Они фактически не влияют на местную жизнь, и это становится проблемой местного самоуправления, которое, словно нищий, ходит на поклон к «олигарху», который не живет на этой территории.

Агрохолдинги дошли сейчас до того, что из городов вахтовым методом вывозят работников на две недели или месяц, на работы, а потом обратно увозят. В результате действий агрохолдингов жить на территории стало сложно или невозможно, а новые технологии привели к тому, что любой некомпетентный человек может выполнять грязную работу, а все остальное выполняют машины или нанятый менеджер. Это привело к тому, что территория стала деградировать.

Государство говорит у нас с экономикой все отлично, мы производим огромное количество продукции, не знаем, куда девать. У нас впервые в современной России стали вывозить зерно. Понимающие люди говорят: – Слушайте, вы зерно вывозите, но вы же ввозите крупный рогатый скот, инкубационные яйца, генетический материал и тому подобное в огромных объемах; у вас основным поставщиком молока стала Белоруссия, потому что, у нас нет своих коров и людей, которые занимались бы животноводством. Люди ушли из сельской местности, потому что там нет никаких перспектив. Не менее половины семян у нас иностранные, большая часть техники у нас иностранная. Если разом убрать все импортное, то производство остановится. По телевизору говорят, что есть успехи в производстве молока. Какие это успехи, если вся генетика, ветеринарные препараты, составные части кормов, доильные аппараты и кормозаготовительная техника импортные? Убери все это, кто у вас доить будет? Людей же уже нет!

Какую бы отрасль ни взяли – сахарная свекла на 100% импортные семена, картошка на половину, овощи на 80%. Даже народ иностранный в полях. Это приговор. И все это началось с земельной реформы.

Мы могли пойти по иному пути. Хочешь развиваться – развивайся, но только ты сам, не надо агрохолдинг привлекать, не надо никаких начальников наверху, вот ты работаешь на земле и работай. Там невозможно укрупнить хозяйство до немыслимых размеров. За последние 10–20 лет средняя ферма была 30 га, сейчас стала 80 га, но не 800 же! У них вся система законодательства построена так, что пока ты работаешь на земле, ты владеешь этой землей. Если хочешь уйти, ты не можешь абы кому продать землю, а можешь ее только в аренду передать соседу, тому, кто занимается землей и хочет развиваться. Государство это четко контролирует. Ты не можешь, даже если очень захочешь, построить на своей земле какой-нибудь коттеджный поселок или многоэтажный город. Доходит до того, что фермер развалившийся сарай держит, потому что там можно будет что-то построить. Но в 20 метрах от этого сарая ты ничего построить не можешь, потому что земля эта закреплена как земля сельхозназначения. Поэтому там развивается сельское хозяйство.

Государство всегда думает о том, как фермер выживет. Бывают, конечно случаи, что румынские фермеры вышли бастовать и раздули скандал из-за того, что их правительство покупает украинское зерно, а румынское нет, они там перекрыли все дороги, у них сильное фермерское лобби. Спорить с каким-то союзом производителя молока в Германии никто даже не пытается, все не то, чтобы заискивают, но учитывают мнение крестьян. В России по-другому, мнение крестьян никого не интересует. Сельхозземли всегда подвержены каким-то наездам. С одной стороны, коррупционные системы – чиновники, с другой стороны, сетевые структуры. Вот им хочется газопровод провести по твоей земле, нужно иметь характер, чтобы отстоять свою землю и получить какие-то компенсации.

– Вы сказали, что после реформы выжили только сильные предприятия.

– Нет, тут работал человеческий фактор. У нас было такое Постановление правительства №466, и потом 89 постановление губернатора, где тепличные, семеноводческие и плодово-ягодные хозяйства приватизировались не через паи, а по принципу единого комплекса, потому что мелиорацию или теплицы нельзя разделить на куски. Это спасло часть предприятий. Государство сказало, что у вас коллективно-совместная собственность на землю и вы акционируетесь исходя из того, что вся земля должна войти в уставной капитал. Этих хозяйств было всего 8–9%, они не были разделены на паи, их было легче сохранить. Паи же получили за копейки так называемые ОПГ (общественно-промышленные группы).

Есть эффективные фермеры, которые консолидировали паи своих родственников и коллег, они обладают земельными наделами в 200–300 гектаров земли и эффективно работают. Друг другу помогают, я знаю по Краснодарскому краю. У одного есть комбайн, у другого почвообрабатывающая техника. Тот пашет надел свой и соседский – оказывает услугу. А потом, когда подходит время убирать, подъезжает другой и убирает свой участок и соседский своим комбайном. Фактически это коллективное предприятие, только у них внутри товарно-денежные отношения, но они выживают.

Есть хозяйства, где так же, как и у нас, есть фонды общественного потребления. Предприятия строят детские сады и жилье для своих работников, обучают на свои деньги молодых специалистов, содержат дома культуры, строят бассейны и парки. Как правило, там имеется коллективный договор, который был при Советской власти; так же, как и у нас, есть гарантии рабочему классу. Таких хозяйств достаточно много, их Геннадий Андреевич Зюганов называет народными предприятиями. Но большинство хозяйств – это разруха, мы же сами видим, куда бы ни поехали. Я ездил от Абакана до Красноярска, часов 5, видел: где хорошие хозяева, там все распахано, а где-то огромные поля заброшены, видно, что их несколько лет не обрабатывали, хотя это тот же самый чернозем. В общем, многое зависит от хозяина на земле.

– Сейчас какова общая тенденция?  

– Мы могли бы производить огромное количество сельхозпродукции, урожай в 127 млн тонн зерна мы, по-моему, в 1978 году получили, а сейчас хвалимся урожаем в 153 млн тонн.

– Да, согласно данным приведенным в книге С.Г. Кара-Мурзы и А.И. Гражданкина «Белая книга России», если взять отрезок длиной в 26 лет, с 1968 по 1990 г., в РСФСР было произведено 2,5 трлн тонн зерна, или в среднем 98 млн тонн в год. За 26 лет реформ, с 1991 по 2016 г., было произведено 2,2 трлн тонн зерна, или, в среднем, по 84 млн тонн в год.

– Да, практически тот же самый урожай получает Россия, но если учитывать, что урожайность зерновых и зерноуборочные комбайны совершенно другие, то 100 центнеров с гектара получить вообще не проблема. В мире это нормальная урожайность, а у нас все равно в среднем получается в три раза меньше, чем в среднем по США или Европе. Поэтому если бы мы те площади, которые у нас были в 1990 г., засеяли зерновыми, мы бы сейчас получали не 150 млн тонн, а все 300. Соответственно мы имели бы возможность кормить своим зерном свой скот и продавать за рубеж в разы больше.

– Почему мы раньше зерно покупали?

– Потому что 60 млн коров нужно было чем-то кормить, и своего зерна не хватало, а теперь мы имеем 8 млн коров. Есть еще такое понятие, как конверсия корма. Зерна в фураже стало меньше, особенно в птицеводстве и свиноводстве. Мы бы накормили своих 60 млн коров, а значит, у нас было бы свое мясо и свое молоко. Народ по-другому питался бы, и одновременно еще и вывозили 150 млн тонн зерновых. Успехи в сельском хозяйстве зависят не от того какое количество ты всего произвел, а сколько ты произвел с гектара, а это зависит от того, какие у тебя есть технологии.

Вообще главное, как у тебя живут сельские жители. В советское время на селе платили зарплату больше, чем в городе, и это было оправданно, потому что на селе жить тяжелее. До той же школы дойти зимой в городе по чищеной улице, и другое дело добраться до сельской школы в соседнем селе.

Что касается сельхозмашиностроения, то страшно говорить, что от него осталось за 30 лет реформ. Можно подсчитать тракторные заводы, которые были разрушены в Барнауле, Волгограде, Липецке, и крупнейший завод им. Ухтомского, который производил кормопроизводящую технику в Люберцах, от которых вообще ничего не осталось. Покажите мне, где есть производство отечественных сеялок и косилок. Проблем везде хватает, но начиналось все с земли. Идея того, что всю землю нужно отдать в частные руки, а потом сделать ее товаром и рыночная экономика все отрегулирует, провалилась. Возьмите и посмотрите, какое количество земель сельхозназначения после этой реформы не используется.

– Почему пригородные хозяйства, как «Совхоз имени Ленина», были успешными?  

– Потому что это были предприятия с самыми лучшими подготовленными кадрами. Лучшие специалисты, как правило, распределялись в лучшие предприятия, которые были вокруг города. Рынки сбыта были рядом. В городе продукцию продать было проще. Поэтому тепличные хозяйства, госплемзаводы, плодово-ягодные предприятия находились прямо за Московской кольцевой автодорогой; только в нашем Ленинском районе Подмосковья были такие гиганты, как совхоз Московский – крупнейшее тепличное хозяйство в СССР, госплемзавод Коммунарка, колхоз им. Максима Горького, Владимира Ильича, Марьинская птицефабрика, Совхоз им. 21 партсъезда. Их руководители сплошь герои Социалистического Труда.

– Павел Николаевич, а с какими проблемами после реформы сталкиваются пригородные хозяйства?

– В пригородных хозяйствах проблемы от того, что хотят захватить землю. Рыночные механизмы к чему привели? Только в Московской области четырех директоров подмосковных хозяйств убили в период реформ с 1991 по 1995 год. Их расстреливали или резали ножами в подъездах их домов. В Одинцовском районе, где земля стоила баснословных денег, людей сажали в тюрьмы, и «прессовали», пока они не подпишут земельные документы.

– Вы тут вспоминали то, что появилось много агрохолдингов. Это реформа подтолкнула бизнес к созданию агрохолдингов? Насколько они оказываются эффективными и приносят ли они с точки зрения государства какую-то пользу?

– Еще раз. Земля стала частной, как в Америке и Европе, но там государство регулирует эти процессы. В Америке законы не позволяют сосредоточить у одного собственника большое количество земли. Я как-то говорил с трибуны Государственной думы, что если в Америке выручка предприятия достигла 60 млн долларов, то оно автоматически отключается от всех норм государственной поддержки. Потому что им нужна конкуренция. Конкуренция дает возможность поддерживать стабильность. Если много средних и мелких предприятий и с одним что-нибудь случится, то остальные будут работать и на рынке ничего не произойдет, общее количество продукции не уменьшится. Разные вещи могут произойти, кто-то потерял интерес, забросил сельское хозяйство, папа умер, а сын не хочет или не может заниматься производством.

У них государство сказало, что земля частная, но мы земельные отношения будем регулировать, и вы не сможете укрупниться. У нас другой принцип. Есть человек с деньгами, он уже считается «эффективным». Неважно, где он их взял, толи где-то украл, толи взял в долг, главное, что они у него есть. Само государство толкало рынок сельскохозяйственной земли к укрупнению. Инициатива создания агрохолдингов – это была идея, навязанная чиновниками.

С «крупняка» легче и налоги собирать, и договариваться об откатах. Поэтому чиновник был заинтересован в укрупнении.

– А что сейчас нужно сделать, чтобы преодолеть постреформенные тенденции?

– Исправлять всегда гораздо сложнее. Я как-то на Орловском экономическом форуме сказал, что идея о том, что нужно национализировать средства производства, особенно землю, правильная! Посмотрите на китайский принцип, когда ты землю выдаешь только тем, кто на ней работает, и если человек не работает на земле, то он лишается возможности аренды, потому что земля должна быть государственной. Это государственный ресурс. Плодородие почвы – это тоже государственная задача, богатство страны.

Сейчас есть еще одна проблема, о которой никто не говорит, это варварское отношение к земле. Владельцу агрохолдинга из столицы, или еще хуже, из-за границы плевать на плодородие российской земли Он просто берет землю и варварски ее использует. Количество внесенных удобрений на гектар у нас в разы меньше, чем в Европе, что тоже влияет на плодородие почв. Земля – это государственный ресурс, нужно же будет кормить следующее поколение. Государство должно не просто молчаливо наблюдать, оно должно регулировать этот процесс, земля должна быть государственная. В аренду, пожалуйста, сдавайте, если человек плодородие не ухудшает, ведет правильно хозяйство, то пусть работает.

В Европе нет такого, что бы сам человек сидел где-нибудь в Париже, а командовал в Провансе. Это делается так: земля контролируется государством, на земле работают люди, которые живут здесь, они получают доход такой, чтобы они не бросали землю. В Америке добились того, что фермер богатый.

– Им для этого потребовалось пережить Великую депрессию.

– Во время Великой депрессии Рузвельт покупал зерно у фермеров, чтобы не падала цена, топил его в море и жег в топках паровозов. Он этим самым держал цену на зерно, он излишки скупал за государственные деньги и уничтожал, хотя было куда девать, конечно. Но бесплатно никто ничего не раздавал, именно поэтому фермерство Америки выжило в эти годы. У них был госзаказ по сути своей. Он все у них скупал, и фермеры от этого получали деньги. Брали людей на работу за 1 доллар, но они обеспечивали их едой. А еду им фермеры поставляли. Так фермеры стали богатыми, через министерство сельского хозяйства прокачивались деньги для бедных. У них были талоны на еду. Их выдавали бедным, чтобы они получали еду в магазинах, государство фактически их кормило, а у фермеров был рынок сбыта.

– Почему цена на молоко сейчас падает?

– Потому что у бедных нет денег для того, чтобы купить нормальные молочные продукты, и они снижают потребление. Потребление снижается, значит молоко не нужно, тогда цена на него падает, все орут, что нужно что-то делать. Конечно, нужно что-то делать! Нужно обеспечить доходы населения, поднять пенсии, и пенсионер не будет думать, как ей купить йогурт. У нее один йогурт на неделю – лакомство. А будет каждый день покупать йогурт, значит, будет производство молока востребовано. Это взаимосвязанные вещи.

Не нужно ничего придумывать, у нас есть опыт Советского Союза. Мы производили молоко, но если мы производили его больше, чем в предыдущем году, то за каждый лишний литр молока, который мы произвели цена, была на 25% выше. Нас стимулировали к производству. Мы производили банку джема, он в магазине стоил 1 руб. 50 коп., но государство нам доплачивало за каждую банку еще 1 руб. 50 коп., что бы мы этот джем продавали дешево.

В Европе, в общем доходе сельхоз производителей, 50% госдотаций. Поэтому цена на продовольствие там, с точки зрения зарплаты, ниже, чем у нас и составляет не больше 15% дохода, а у нас больше половины зарплаты люди тратят на питание. Пенсионерка получает 20 тысяч, это еще хорошая пенсия, сколько она тратит на питание? Ей нужно за тепло заплатить, коммуналку и за еду, на лекарство денег уже не остается. Дайте ей больше пенсию, она будет лучше питаться, и сельское хозяйство получит импульс. Покупательная способность приведет к увеличению производства.

Почему у нас самая высокая цена на электричество для сельского хозяйства? Нигде нет такого диспаритета цен, как на селе. Почему у нас самая высокая цена на солярку? Почему мы дорожный налог на тракторы платим? Почему у нас количество контролирующих органов такое, что просто продохнуть уже нельзя? Каждый день к тебе кто-то приходит и говорит: – Я тебя сейчас оштрафую, без штрафа я уйти не могу.

Надо готовить людей долгие годы, потому что желание уехать из деревни сейчас ничем не остановить. Более-менее нормальный парень, который учится хорошо, станет зоотехником, будет по уши в навозе – и какая девчонка за него пойдет замуж? Им же хочется какой-то хорошей жизни.

– Если проводить исторические аналогии – Столыпин разрушал русскую крестьянскую общину, можно это сравнить с Ельцинской земельной реформой, которая так же разрушала коллективное хозяйство СССР?

– Мы живем в иллюзиях. В России историю все время переписывают. Кто такой Столыпин? Хороший он или плохой? Вдруг эти «гайдары» сказали, что Столыпин хороший, а на самом деле? Кто сказал, что его реформа принесла какую-то пользу? Столыпинская реформа была не закончена. Можно сказать, что Ельцинская реформа закончена. Результаты мы можем увидеть. Мы говорим как раз об итогах реформы Ельцина. Результат – огромное количество земель брошено. Плодородие почв падает. Фермеры, о которых так много говорили, которые должны были стать драйверами роста, большей частью разорились и ушли из деревни. Количество занятых в сельской местности уменьшилось в разы. Жить в деревне стало невозможно. Продукции стали не намного больше производить, хотя появились новые технологии.

Вопрос, который мы не обсуждали, – качество продукции. Одно дело количество, другое качество. Если получать большее количество мяса за счет стимуляторов роста, каких-то добавок, которые на самом деле не натуральные, то качество мяса становится не высоким. Чтобы подоить корову, нужно ее долго растить, а можно «подоить» пальму и получить пальмовое масло. Оно у нас заменило натуральное молоко, это же тоже еда. Все говорят про растительное молоко, что это такое? Вы мне скажите! Растительный жир – не животный. Можно всех перевести на растительный жир, но от этого здоровее люди не станут. Кусок мяса, сливки, молоко и натуральное масло, на мой взгляд лучше, чем не натуральное. Можно долго об этом спорить, некоторые вегетарианцы говорят, что мясо совсем есть не надо и как-то тоже живут. Но мы все-таки млекопитающие. Мы питаемся молоком и мясом.

Тут много факторов, просто выписать все положительные и отрицательные. Вроде положительные – появился «эффективный» собственник. Так какой же он эффективный, если он все время норовит жить не там, где он получает доход, а где-то на стороне?

Лучше стало жить? Нет. Плодородие почвы падает. Количество гектар обрабатываемой земли уменьшилось.

Реформа привела к ухудшению положения тех, для кого задумывалась, это если думать о сельском труженике.

Беседу вел Владимир ГЛОТОВ